Владимир Пастухов о загадочной русской душе или хотят ли русские войны...

Как адвокату мне часто раньше, чем другим, становятся доступны для обозрения и понимания некоторые подводные течения русской жизни, не успевшие выйти на поверхность и стать медийным событием. Просто задолго до того, как новости о том или ином новорусском тренде доходят до СМИ через журналистов, до меня своими ногами доходят его жертвы. Года полтора назад я стал фиксировать резкий рост обращений от людей, пострадавших вследствие бытовых доносов, стилизованных под «политические сигналы». С какого-то момента эти обращения пошли сплошным потоком. Брошенные любовники и любовницы писали на обидчиков обоего пола, уволенные или боящиеся увольнения сотрудники писали на своих начальников, потребители услуг всех видов массово доносили на производителей всего подряд, а то, как доносили друг на друга соседи, невозможно описать прозой, не сбиваясь на поэтический слог.

В общем, я был готов заранее, и когда СМИ запестрели сообщениями о не обязательно веселых, но почти всегда находчивых согражданах, массово решающих свои мелкие шкурно-бытовые проблемы с помощью реальных и фейковых доносов, я уже ни капли не сомневался в том, что речь идет не о случайном явлении, а о тренде, выражающем саму суть переживаемого обществом исторического момента. Суть эта очевидна, но до такой степени безобразна, что мы гоним саму мысль о ней как можно дальше, придумывая сложные объяснения очень простым и очень грубым реалиям жизни и быта современной России. В поисках тайны загадочной русской души мы ищем там, где не прятали.

Нам легче и даже приятнее думать, что русские заражены каким-то страшным имперским, мессианским, то ли религиозным, то ли идеологическим вирусом, который делает их бесчувственными к своей и чужой боли как древних скандинавских берсерков и гонит на войну с соседями и даже на войну со всем человечеством в адском припадке суицидального бешенства. Боюсь, что все прозаичнее. Конечно, и такие русские тоже есть, но их явное меньшинство, какое есть почти в любом народе. В том же, что касается большинства, как мне кажется, то оно заражено исключительно вирусом мещанства в его крайней советской версии, то есть страдает синдромом полного безразличия ко всему, кроме себя любимого. Это и есть самое полное и бескомпромиссное расчеловечивание. Оно не в агрессии и зверствах, не в фанатизме «имперцев», а в бесчувствии обывателей, разрушающем все те ценности, которые только и превращают стадо диких животных в человеческое общество.

Хотят ли русские войны? Ответ на этот сакраментальный вопрос сегодня пора скорректировать: им все равно. Тезис о какой-то особой воинственности русских в корне ложен. За пределами ограниченной по своим размерам секты, состоящей из реально заряженных идеологией национал-большевизма фанатиков, таких немного. Основная же часть русской массы управляется сегодня не агрессией, а эгоизмом, фатализмом, безразличием и оппортунизмом. Эта масса воспринимает войну как новые правила игры, грамотно используя которые можно улучшить свой социальный и материальный статус. Ей глубоко плевать, кого и что эта война убивает, если она не убивает конкретно их. И даже когда она убивает их, они продолжают верить в авось. Ну, а что касается украинцев, то о них речь вообще не идет – они же чужие. Массовые бытовые доносы – это мощный индикатор того, что игра зашла и ее правила все поняли правильно.

Проблемы начнутся тогда, когда на массовом уровне война перестанет быть комфортным социальным лифтом, а превратится в вагонетку, летящую на дно адской шахты. В этот момент вдруг выяснится, что русские совсем-совсем не любят эту войну и что она совсем-совсем не отечественная. Так что, когда Путин тянет с мобилизацией и тотальной войной, он знает, что делает. Испуганная мещанская масса – не тот контингент, с которым побеждают.

Владимир Пастухов